aleine

Волшебно-мистическое вступление к вещам более... как бы это... осязательным. ;)

ГЛАВА 7

Я избавилась от остатков макияжа, которые не сумели смыть слезы. Стерла помаду, которая так и оставалась размазанной как у клоуна, и даже выделила салфетку для снятия макияжа Морозу, чтобы он тоже привел лицо в порядок. Чистые, аккуратные и презентабельные, мы пошли снова к месту преступления. Внутри меня была пустота, словно я утратила кусок души. Но думать об этом было не время. Вот-вот должен был приехать Уолтерс с группой криминалистов. Нам нужно было провести допросы до их появления, на случай, если нам захочется что-то скрыть от людей. Мало ли какие темные тайны всплывут по ходу дела? Справедливость – это хорошо, но портить нашу репутацию в глазах людей ни к чему.

Дойль остановился так резко, что я на него налетела. Он оттолкнул меня назад в тут же подставленные руки Галена и Усны: они будто уловили его сигнал, для меня незаметный. Дойль и Адайр заслоняли мне вид спереди, Гален и Усна, так внезапно оказавшиеся рядом, - с боков, так что я не видела, что их всех напугало. Баринтус, Готорн и Мороз прикрывали тыл. Они развернулись назад, словно опасались, что кто-то может подкрасться оттуда. Что случилось? Что происходит? И при этом я была не в состоянии испугаться. Думаю, дело было не в храбрости, а в усталости. Я просто слишком устала, и эмоционально, и физически, чтобы тратить адреналин на страх. Если б на нас напали в эту минуту – может, мне было бы все равно.

Я попыталась стряхнуть с себя оцепенение. Я крикнула:

- В чем дело, Дойль?

Ответил Баринтус:

- В зале Королевские Вороны, они преградили нам путь.

Наверное, семь футов роста позволяли ему видеть поверх голов.

До меня дошло, что мои стражи сейчас опасаются практически любого сидхе. Вполне обоснованно. Один из сидхе организовал это убийство, а я должна была поймать убийцу. Чудесно. У кого-то еще появился хороший повод меня убить. Ну, одним больше, одним меньше…

Адайр передвинулся в центр коридора, закрывая меня бронированной спиной, в то время как Дойль пошел вперед. Баринтус ответил на мой вопрос до того, как я успела его задать:

- Дойль совещается с Мистралем.

Мистраль был повелителем ветров, буреносцем и новым капитаном Королевских Воронов. Он заместил Дойля, когда стало ясно, что на прежнюю должность Дойль не вернется.

- Что там делается? – довольно сварливо спросил Гален у нас обоих.

Усна склонился надо мной, принюхиваясь к моим волосам.

- Хорошо пахнешь.

- Не о том думаешь, - буркнул Гален, вглядываясь в коридор, куда ушел Дойль. Он достал пистолет, держа его у бедра стволом вниз. Если б я выбирала между мечом и пистолетом, я бы сделала тот же выбор. Когда я только вернулась в фэйри-лэнд, пистолеты внутри холмов были под запретом, но последние покушения заставили мою тетю решить, что нашим стражам нужны все преимущества, которые они могут получить. Так что наши мужчины могли носить пистолеты, если умели ими пользоваться. Дойль и Мистраль определяли, кому можно доверить огнестрельное оружие. Кое-кто из стражей относился к пистолетам, примерно как другие отнеслись бы к ядовитым змеям. Может, носить их с собой и полезно, но что, если они укусят владельца?

Усна держал по короткому мечу в обеих руках, направив их в разные стороны: вперед и назад по коридору. Его серые глаза, самая заурядная черта его внешности, настороженно следили за обстановкой, но лицом он все так же тыкался мне в макушку. Он потерся щеками о мои волосы. Проделывая это, он оглядывал коридор, но одновременно он еще и оставлял на мне запаховую метку. Очень по-кошачьи и не вовремя, если б это был человек. Но это был Усна, и я была уверена, что он заметит каждую мелочь, даже когда трется о мои волосы, пытаясь оставить на мне свой запах.

Я находила его поведение странно успокаивающим. Гален – нет.

- Прекрати, Усна.

Тот издал тихий звук – что-то между рыком и мурлыканьем.

- Ты слишком волнуешься, мой маленький пикси.

- А ты волнуешься слишком мало, мой маленький котик. – Но говоря это, Гален ухмыльнулся. Нам обоим стало немного лучше из-за поддразнивания Усны.

- Тихо, вы оба, - скомандовал Мороз. Они заткнулись, с несколько пристыженным, но довольным видом. Усна перестал тереться лицом о мои волосы. Что означало, что делал он это скорее чтобы поддразнить Галена, чем ради флирта со мной.

Дойль отсутствовал слишком долго. Если б случилось что-то по-настоящему страшное, Баринтус или Адайр предупредили бы нас, но все же Дойля не было слишком долго. Неестественное спокойствие начало ускользать от меня прочь на маленьких кошачьих лапках тревоги.

В Калифорнии у меня была лицензия на ношение оружия. А еще дипломатический статус, который оправдал бы наличие у меня оружия при любых обстоятельствах, учитывая частоту покушений на мою жизнь. У меня были пистолеты. Но Андес не позволила бы мне пойти вооруженной на пресс-конференцию. Я – принцесса, а принцессы не защищаются сами, у них хватает людей, обязанных их защищать. Я находила это утверждение архаичным и недальновидным, и довольно забавным в устах королевы, когда-то почитавшейся как богиня битвы. Зажатая между Галеном и Усной, внутри живой стены, образованной остальными стражами, я была всей душой за то, чтобы в следующий раз покинуть свою комнату вооруженной до зубов.

Дойль вернулся, и Адайр освободил ему проход, и вновь встал по центру коридора этакой золотой стеной. Я поняла вдруг, что именно этим он и был – стеной плоти и металла, защищавшей меня от смерти. Он назвал меня своим амерадуром: еще одно эхо воспоминаний об отце, потому что отец был последним при обоих дворах, носившим этот титул. Зваться амерадуром почетней, чем быть королем, потому что этот титул значит, что твои люди выбрали и последовали за тобой по любви, той любви, которая в битвах связывает мужчин с тех времен, как стоит мир. Клятвы обязывают стража рисковать жизнью за своего патрона, королеву или принцессу, но титул амерадура означает, что он сделает это с охотой. Он означает, что вернуться из битвы живым, когда твой вождь погиб – хуже, чем смерть. Позор, который невозможно пережить. Двое из телохранителей моего отца оборвали собственную жизнь от стыда, что позволили своему принцу погибнуть. Пожертвовать жизнью за амерадура – высочайшая честь.

Вид Адайра, такого прямого, такого гордого, готового на смерть, заставил меня задуматься о моем новом титуле. Заставил меня испугаться. Я не хотела, чтобы кто-то умирал за меня. Я этого не стоила. Я – не мой отец и никогда им не стану. Я не могла бы пойти с ними в битву и надеяться выжить. Как я могу быть их амерадуром, если не способна вести их в бой?

На темном лице Дойля ничего было не прочитать. Что бы он ни думал о новой кличке, придуманной мне Адайром, он держал это при себе. Его лицо было сейчас настолько невыразительным, что единственное, в чем я могла быть уверена – мне не грозит немедленная опасность. В остальном же выражение его лица могло значить что угодно. Мне хотелось наорать на него, только бы узнать, что он чувствует, но он заговорил раньше, чем я сорвалась.

- Королева послала их привести тебя к ней, когда ты закончишь, цитирую, «разбираться с этими убийствами». Достаточно туманное указание, так что они хотя бы не заберут тебя немедленно. – Дойль сардонически улыбнулся. – Вообще-то, Мистраль сейчас сторожит место преступления.

- Что? – спросили в один голос я и Гален.

- Королева отменила свое разрешение? – спросил Баринтус. – Теперь здесь главными будут она и Мистраль?

- Нет, - ответил Дойль. – Рису пришло на ум еще одно заклинание для розыска убийцы. Он хотел испробовать его, но ему нужно было кого-то оставить вместо себя. Когда явились Мистраль и прочие, он расставил их на посты.

- Не слишком ли быстро он решил? – неодобрительно глянул Мороз.

- Насколько я знаю Риса, он наверняка взял слово с Мистраля, - сказал Усна, - а раз Мистраль дал слово, его честь в ваших руках. Он не пойдет против чести, хоть за все радости Летней страны.

Дойль коротко и резко кивнул.

- Я доверяю слову чести Мистраля, как своему собственному. – Он взглянул на меня, и что-то мелькнуло на его бесстрастном лице, но я не поняла, что это значило. Месяцы совместной жизни, недели – секса, и я все еще не могла расшифровать его взгляд. – Он просит твоей аудиенции, принцесса. Он говорит, что у него послание от королевы.

- У нас нет на это времени, - сказал Мороз.

Я была с ним согласна, но знала еще, что игнорировать послания или посланцев королевы – не очень умно.

- Мы ушли от нее меньше часа назад, что еще ей понадобилось?

- Ты, - сказал глубокий голос за спинами стражей.

Дойль вопросительно взглянул на меня, и я кивнула. Короткий жест Дойля – и они с Адайром расступились, как половинки занавеса.

Волосы Мистраля были серыми, как небо, беременное дождем, они были убраны с лица и завязаны в хвост. Глаза цвета грозовых туч мелькнули передо мной лишь на секунду, а потом он упал на одно колено, подставив мне только затылок.

Впервые в жизни сидхе, другой сидхе, по своей воле оказывал мне такое… уважение. Я пялилась на его широкие плечи, туго затянутые в кожаную броню, и думала, с чего это он?..

- Поднимись, Мистраль.

Он покачал головой, серые волосы волной плеснули по его спине: кожаная завязка, перехватывавшая их на затылке, едва справлялась со своей задачей.

- Это самое меньшее, что я тебе должен, принцесса Мередит.

Я не могла сообразить, о чем он говорит.

Я взглянула на Дойля. Он приподнял брови и слегка повернул голову – его вариант пожатия плечами.

- Почему ты считаешь, что должен мне поклониться? – спросила я.

Мистраль приподнял голову ровно настолько, чтобы взглянуть на меня исподлобья.

- Если бы мне могло придти в голову, что ты примешь так серьезно тот единственный взгляд, я был бы более осторожен, принцесса. Клянусь.

Теперь я поняла, что он имел в виду. Тот презрительный взгляд, которым он наградил меня прошлой ночью, подвиг меня на противостояние Андес, охваченной злыми чарами. Чарами, вынуждавшими ее терзать собственных людей и превращавшими ее в угрозу всем, кто был рядом. Это был очень умно составленный план убийства. Мистраль тогда сказал мне одним взглядом, что я – всего лишь еще одна ни на что не годная королевская особа, и что он всех нас ненавидит. На действия меня подвигла не ненависть, а презрение. Потому что я была с ним согласна. Я ни на что не годилась. Тогда я и решила, что лучше умру, чем буду смотреть на их страдания.

- Ты так уверен, что я бросилась в бой из-за одного твоего взгляда? – Я хотела пошутить, но я забыла, как давно Королевские Вороны, или часть из них, не слышали женских шуток.

Он тут же склонил голову и сказал, неуверенно и неловко:

- Прошу прощения, принцесса. Я был слишком самонадеян.

Мое поддразнивание не только пропало даром, но еще и смутило его. Я никак не ожидала, что мои слова так подействуют на Мистраля. Я потянулась к его склоненной голове правой рукой, той самой, на которой было надето кольцо королевы. Знак ее королевского достоинства, ее первый дар мне… и артефакт силы.

Мои пальцы коснулись его лица мгновением раньше, чем металл кольца. Он поднял на меня глаза цвета грозовых туч. Его губы раздвинулись, словно он хотел заговорить, но металл коснулся его кожи, и времени на слова не осталось.

Я знала, что наши тела остались стоять коленопреклоненными в коридоре внутри холма Неблагих. Я это знала, потому что уже испытала такое, когда соединились магия кольца и магия чаши. Но мне и Мистралю казалось, что мы стоим на вершине холма, увенчанного большим засохшим деревом. Этот холм и это дерево уже являлись мне в видениях и снах – в той или иной форме. Мистраль стоял на коленях предо мной, а я касалась рукой его щеки. Он положил руку поверх моей, удерживая ее на своем лице, и оглядел долину, простиравшуюся вокруг, куда доставал глаз. Долина была зеленой и красивой, но странно пустой.

- Что ты сделала, принцесса?

- Не я, - поправила я его.

Он озадаченно посмотрел на меня:

- Я не понимаю.

- Посмотри на дерево.

Он повернулся, теперь скорее держа меня за руку, чем прижимая ее к своему лицу. Дерево было огромным и черным, кора трещала и облетала с него под усиливающимся ветром. В первый раз, когда оно мне привиделось, дерево было таким старым, что расщепилось посередине. В этом дереве расселины не было. Мне потребовалось время, чтобы осознать, что ни дерево, ни холм не были реальными. Это место не было обозначено ни на одной карте. Дерево воплощало Богиню, силу и магию волшебной земли; холм был Холмом. Мы стояли в центре мира, но центр этот менялся по мысли богов. В этот миг центр был здесь, и мы с Мистралем находились в нем. Мы стояли рука в руке, и ветер несся над нашими головами.

Ветер пах яблоневым цветом и розами – сладко, чисто и хорошо. В пронизанном ароматами цветов ветре я слышала голос. А может, не голос, а только мысль. Кажется, Мистраль его не слышал, так что голосом он был только для меня.

«Поцелуй его», - сказал ветер, - «поцелуй его. Дай ему испить из чаши». Но чаша не здесь, - подумала я. «Ты – это чаша». Ох, ну конечно. В тот момент это казалось совершенно логичным, хоть я и осознавала, что мгновением позже это может оказаться полной бессмыслицей.

- Мистраль, - позвала я, и ветер стал сильнее и нежнее от звука его имени.

Он посмотрел на меня, и в глазах его было что-то похожее на страх. Неужели так много лет прошло с поры, когда его касалась Богиня? Да, сказал голос в моей голове, так много.

- Поцелуй меня, Мистраль, - сказала я. Он напряженно вглядывался в мое лицо.

- Кто ты?

- Мерри.

Он покачал головой, хоть и позволил мне притянуть его к себе. Моя рука в этом средоточии видений и снов оказалась здоровой. Я обхватила руками гладкую мощь его спины, поверх кожаного панциря. Он обнял меня за талию, но все еще качал головой.

- Нет, ты - не принцесса.

- Я – Мерри, но и не только она. – Мой голос вдруг обрел ту звенящую мягкость, которую мне уже приходилось слышать, словно в ушах отдается еще чей-то голос.

- Что ты? – прошептал он.

- Испей из чаши, Мистраль.

Цветочный ветер обнял нас невидимыми руками, обвил нас, прижимая друг к другу так крепко, как только позволяла одежда. Мистраль обнимал меня, но он боялся, а страх редко в ком возбуждает страсть. Королева никогда этого не понимала.

Он наклонился к моему лицу, но тело его напряглось в попытке сохранить расстояние между нами. Ветер толкнул его, заставляя нагнуть голову. Я вспомнила, что когда-то он был повелителем ветров, буреносцем. Когда-то он правил ими, как человек правит лошадьми, но сейчас в упряжке, подхлестываемый ветром, шел Мистраль, и ему это не нравилось.

Мистраль сопротивлялся нажиму медвяного ветра. Он пытался отстраниться от меня, но ветер держал не хуже цепей, и все, что ему удалось, при всей его силе – это не дать нашим губам соприкоснуться.

- Зачем ты противишься тому, чего сам хочешь? – спросил голос моими губами.

- Ты не можешь быть чашей. Ты не можешь быть Богиней, она давно нас покинула!

- Если я не настоящая, то ты не сможешь поцеловать меня.

- Ты не можешь быть настоящей!

- Ты всегда был моим Фомой Неверующим, Мистраль. Поцелуй меня, поцелуй и узнай истину. Что есть явь – твои сомнения или я?

Ветер сжал нас так плотно, что стало трудно дышать.

- Поцелуй меня! – Голос вырвался из моих губ и эхом отдался в ветре, в одуряющем запахе цветов.

Его губы коснулись моих, и как только это случилось, он перестал сопротивляться. Он весь отдался поцелую – губы, рот, руки, тело. Ветер вновь стал просто ветром, но Мистраль этого не заметил. Он поднял меня сильными руками, прижимая к себе. Одной рукой он сжал мне ягодицы, с почти сокрушающей силой, вырвавшей стон из моих губ. Видимо, этот звук его подстегнул. Прежде поцелуй был глубоким, но еще нежным; теперь он впился в меня, будто хотел просочиться внутрь моего тела сквозь отверстие моих губ. Он пустил в ход зубы, прикусывая мне нижнюю губу, пока я не вскрикнула протестующе.

Аромат цветов исчез, и ветер пах озоном. Каждый волосок на моем теле встал дыбом. Мистраль бросился наземь, я оказалась под ним. Не знаю, сделал он это, чтобы защитить меня, или чтобы прижаться ко мне напряженным пахом – но в следующий миг ослепительно-белый зигзаг молнии ударил с ясного неба и поразил сухое дерево.

Разряд за разрядом ударяли в дерево, и с каждым ударом осыпалась мертвая кора, обнажая под ней молодую, светлую кору.

Мистраль накрыл меня своим телом, защищая от молний, взрывавших землю вокруг дерева, сотрясавших ствол, пока с него не слетела вся мертвая ткань. И вот дерево стояло нагое, обновленное и живое. Сломанные, истрепанные ветви начали удлиняться, наполняться соком и на концах ветвей набухли почки. Бутоны распустились на глазах, бело-розовые, нежные, и яблоневый аромат поплыл в воздухе. Ее голос прозвучал еще раз в конце видения:

- Иди же, мой Фома, и стряхни омертвелое с живых.

Мы вернулись снова в коридор, где Мистраль все так же стоял передо мной на коленях, и моя ладонь касалась его щеки, а моя раненая рука висела на повязке.

Люди Мистраля толпились недалеко от нас, но Дойль и Баринтус не давали им подойти. Не думаю, что прошло много времени, но я разобрала слова Баринтуса: «Принцесса вернула мне часть моей прежней силы одним прикосновением. Неужто вы отберете такой шанс у своего капитана потому только, что не уразумели, что происходит?».

Мистраль улыбнулся мне, свирепо оскалив зубы. В глазах у него так клубились черные грозовые тучи, что он казался ослепшим. Он вскочил на ноги и дернул меня на себя с такой силой, что потревожил мою больную руку. Я вскрикнула от боли.

Из глубин его груди вырвался звук, начавшийся едва не мурлыканьем, но переросший в низкое рычание отдаленного грома.

Он зарылся пальцами в мои волосы и зажал пряди в горсть, внезапно и крепко. Это было больно, острая несильная боль, лишь на волосок от настоящей, пугающей боли.

Он пристально посмотрел мне в глаза; лицо его наполнилось диким, обнаженным вожделением, самодостаточным и первичным, словно свет и тьма. Той божественной искрой, что вонзилась в первичную тьму и породила жизнь. Эта сила была сейчас в ладонях Мистраля, в нажиме его тела, твердого и нетерпеливого даже в плену его кожаных одежд.

Я чувствовала его своим телом, его величину и мощь. Его напор, сила его рук бросили меня в дрожь. Он крепче потянул за волосы, вынуждая меня сопротивляться естественной реакции тела – или же причинить себе настоящую боль. Мое тело хотело освободиться от захвата, но он давал мне выбор. Справиться с собой или сделать себе больно. Он знал, как нужно играть в эту игру, да, знал.

Чувствовать себя пойманной, беспомощной перед его силой, его вожделением и тем, чего хотело мое тело – было почти слишком. Я зажмурила глаза от усилия, пытаясь не бороться с его жестким захватом.

Он прошептал мне в лицо, и я никак не могла сосредоточиться и сфокусировать взгляд на его глазах:

- Хочешь оседлать грозу? – Его дыхание обжигало мне кожу.

Его голос не обещал нежности, не обещал уступок. Я знала тот род секса, который он предлагал, и от одной мысли все у меня внизу напряглось, а из горла вырвался стон.

- Да, - прошептала я, - да.

Раскат грома прокатился по коридору, отдаваясь эхом от каменных стен. Звук словно срезонировал в моем теле, будто я была камертоном, положенным на край огромного металлического кубка. В рыке Мистраля послышался отзвук этого грома.

- Хорошо, - сказал он, и швырнул меня на колени.